Эмис Мартин - Деньги
prose_contemporary Мартин Эмис Деньги Молодой преуспевающий английский бизнесмен, занимающийся созданием рекламных роликов для товаров сомнительного свойства, получает заманчивое предложение -снять полнометражный фильм в США. Он прилетает в Нью-Йорк, и начинается полная неразбериха, в которой мелькают бесчисленные женщины, наркотики, спиртное. В этой — порой смешной, а порой опасной — круговерти герой остается до конца... пока не понимает, что его очень крупно «кинули».
ru en Александр Гузман Bums FB Tools 2005-07-05 Bums 7F3B2BD8-486A-4834-BAFD-AA4BFC60B622 1.0 Мартин Эмис
Деньги
* * *
Посвящается Антонии
Это записка самоубийцы. Когда вы ее отложите (а такие вещи всегда нужно читать медленно, чтобы не упустить ни одной улики, ни одной красноречивой оговорки), Джона Сама уже не будет. По крайней мере, по замыслу. Кто их знает, эти записки, правда?
В планетарной совокупности всей жизни, записок о самоубийстве гораздо больше, чем собственно самоубийств. В этом отношении они подобны стихам, записки о самоубийстве: когда-нибудь каждому приходит в голову попробовать себя на этой ниве, и не имеет значения, есть у вас талант или нет.
Все мы пишем их у себя в голове. Обычно записка — это главное. Поставив точку, вы продолжаете свое путешествие во времени. И не жизнь истекает, а записка.
Или наоборот. Или смерть. Кто ж их знает, эти записки, правда?
Кому записка адресована? Мартине, Филдингу, Вере, Алеку, Селине, Барри... или Джону Саму? Нет.
Она предназначена тебе, читатель мой благосклонный, ненаглядный.
М.Э.
Лондон, сентябрь 1981
* * *
Когда мое такси свернуло с Эф-Ди-Ар-драйв, чуть ли не сразу за Сотой, то из проулка, хищно скребя осями асфальт, наперерез нам выскочил набитый черными «томагавк». Резко приняв влево, мы угодили колесом в глубокую колдобину или зацепили закраину люка; крыша кабины ухнула вниз и с грохотом ружейного выстрела припечатала меня прямо по макушке. Только этого мне и не хватало, и так голова, зубы, спина и сердце все время болят, плюс крепко набрался в самолете, в глазах плывет, и весь ватный.
— Ничего себе, — выдавил я.
— Угу, — отозвался шофер из-за покрытой сетью дощин пластиковой перегородки. — Торч просто.
Водитель был лет сорока, поджарый, лысеющий. Немногочисленные пряди, длинные и влажные, свисали на шею и вдоль плеч. Для пассажира шоферы такси к этому и сводятся — сердитые шеи, сердитые лохмы.
Данную сердитую шею испещряли сплошные воронки и кратеры, а багровые на просвет уши так и лучились нерастраченной подростковой злобой. Ссутулившись, он бессильно уронил на руль длинные руки.
— Всего-то сто мужиков надо, — бросил он мне. — Сто мужиков, таких, как я, и в городе этом гребаном ни одного черномазого не останется, ни пиара.
Я напряг слух. Последнее время меня стал мучить шум в ушах, мне то и дело что-нибудь мерещилось. Рев реактивного двигателя, бьющееся стекло, леденящий душу скрежет.
Обычно утром, но не только. Например, сегодня в самолете — если, конечно, не путаю.
— Чего? — прокричал я в щель перегородки. — Сто мужиков? Всего-то?
— Как не фиг делать. Тушки покруче — и как не фиг делать.
— Тушки?
— Точно, пушки. Пятьдесят шестой калибр. Скорострельные.
Я откинулся на спинку и потер затылок. На паспортном контроле я проторчал два часа, подумать только. На очереди мне вообще потрясающе везет. Знакомо, правда? Хо-хо-хо! — думаю я, успешно протолкавшись в хвост самой короткой очереди и отдавив по пути не одну мозоль.
Но самая короткая очередь не просто так самая короткая. Передо мной стоят одни марсиане, птеро
